Все права на данное произведение принадлежат автору
Копирование и распространение без разрешения автора запрещено!

Олег Болтогаев

Графологический анализ

Часть первая

Пролистав свои школьные тетради, Серёжа с удивлением обнаружил,
что, с тех пор, как он стал заниматься онанизмом, его почерк сильно
изменился.

Он, его почерк, стал корявым и неровным.

Собственно, к такому графологическому анализу Серёжу подтолкнула
учительница литературы, которая чуть ли не изо дня в день стенала,
что у Чекунова что-то случилось с почерком.

Что он пишет ужасно, как курица лапой.

В конце концов, она заявила, что отказывается читать его сочинения.

Вот тут-то Серёжа и решил сравнить, как он писал прежде и как теперь.

Он нашел в шкафу свои тетради за шестой, седьмой и восьмой класс.

И те, что сейчас, за девятый.

Серёжа был поражен. По его тетрадям за шестой и седьмой класс
можно было учить детей чистописанию. Это были настоящие прописи.

Нажим - волосная, нажим - волосная.

Неужели это писал он, Серёжа?

Разве это буква "К"?

Нет, это было подлинное произведение искусства.

А "Ю", а "Ж"?

Любой гравёр мог бы позавидовать!

А вот и восьмой класс. Сентябрь, октябрь, ноябрь. Боже! Что это?

Что случилось в декабре?
Серёжа вернулся к ноябрю.
Нет, и ноябрь уже не был таким идеальным.

Дальше - хуже.

Январь, февраль, март.
Больше не было и намека на прежнего мальчика Серёжу.
Это писал другой человек.
Или то, прежнее, писал другой человек.
Что случилось?

Разве это буква "а"?
Почему у неё постоянно дрожит хвостик?
А его прежние шедевры "Ю" и "Ж"?
Они, вообще, превратились в уродцев!

Отчего это произошло?

И Серёжа стал вспоминать. И вдруг его осенило. Октябрь!
Именно в октябре он впервые сделал это. В самом конце месяца.
Четверть закончилась, и был организован вечер. Вечер, как вечер.

Девчонки пришли такие расфуфыренные. На улице ещё было тепло и
почти все девочки были в легких платьицах. Однако от зорких взоров
мальчишек не ускользнуло то, что под платьями надето что-то более
существенное, чем те невесомые конструкции, которые были в
эксплуатации летом.

Так сказать, приметы осени.

И оно, это нечто более существенное, то ли грации, то ли пояса
для чулок, то ли просто штанишки потеплее, вызвали у пацанов какой-то
странный, сильный импульс интереса к своим юным подружкам. Танцы
превратились в нервное, напряжённое состязание. Ладони кавалеров
то и дело соскальзывали с талии партнёрш туда, чуть ниже. Пальцы
в осязательной истоме воровато елозили по тонким платьям.

От пальцев шли неуловимые сигналы в юные мальчишеские души,
которые трепетали от неясных, таинственных, непознанных чувств.

Серёжа пригласил на танец Лену. Потом объявили белый танец и
Лена пригласила его. Серёжу распирало чувство любви к Леночке.
Вскоре это распирающее начало материализовалось, и паренёк не
знал, как быть. С одной стороны, хотелось прижать девушку к себе
поплотнее, но с другой, Серёже казалось, что Лена может возмутиться,
если почувствует его дерзко торчащую суть.

И вдруг потушили свет. Совсем. Напрочь.

Толпа радостно закричала, раздался молодецкий свист, казалось, все
только и ждали, чтобы свет, вот так, неожиданно, погас. Такое бывало
и прежде. Кто-то из десятиклассников тайком выкручивал пробки. Потом
эти же парни, с видом героев, при неверном свете спичек, лезли в щиток
и включали свет. Девчонки смотрели на них, как на спасителей человечества.

Можно было подумать, что они не знали, отчего пропал свет.

- Вася, не упади! - верещали тонкие девичьи голоса.
- Саша, смотри, чтоб тебя не стукнуло! - нежно стонала красавица Аня.

Вот, если бы стукнуло, то, глядишь, следующий раз свет не погас бы!

Но в этот вечер свет погас и больше не включался.

Это означало одно - пробки и десятиклассники тут ни при чём.

Тонкие пальцы Лены вдруг выскользнули из Серёжиной ладони.
Девушка что-то прошептала и исчезла. Словно её и не было.

А вокруг стало происходить что-то странное. Серёжа вдруг явственно
ощутил, что рядом с ним какая-то парочка целуется напропалую. Потом
откуда-то из угла раздался голос физрука, объявившего, что света не
будет и танцев, соответственно, тоже.

Как это - не будет танцев?
А повзбрыкивать?
А оттянуться?
Для чего тогда были надушены нежные девичьи шейки?
Для чего были отглажены брюки пацанов?
И для чего Муфлон принял сто пятьдесят граммов портвейна?
Как это - не будет танцев?
А выяснить отношения между девятым "а" и девятым "б"?
А проводить девчонку после танцев домой?
А постоять с ней в подъезде?
А подержать её за руку?
А ткнуться носом в её щеку?
Потом похвастаться друзьям - целовались взасос!
Как это - не будет танцев?
Зачем мы, вообще, ходим в школу?
Да, чтобы учиться. Факт.
Но и ради танцев - тоже.

Не будет танцев...

Новость оказалась той самой, абсолютной истиной.

И огорченные соискатели телесных радостей стали расползаться по школе.

И напрасно физрук пытался перстом указующим, голосом зычным и примером
личным поставить молодежь на путь истинный, то есть, указать юношам и
девушкам, где находится выход. Толпа, казалось, очумела.

Все знали, где выход, но он был никому не нужен.

Серёжа тоже поддался общему влиянию, и его вынесло сначала
в дальний коридор, потом, на лестницу, потом он оказался
на втором этаже, народу вокруг становилось всё меньше и
меньше, а вот и третий этаж, и неожиданно Серёжа понял,
что он остался один.

Было совсем темно. Лишь неверный свет с улицы давал
некоторую возможность ориентироваться. Серёжа подошёл
к окну и увидел, что внизу суетятся школьники, которых
учителя смогли выгнать из здания. Но их было совсем мало.

Серёжа вздохнул и пожалел, что не схватил за руку
Леночку. Как было бы хорошо, если бы сейчас они
стояли рядом. Тогда можно было бы целоваться, а
потом он набрался бы, наконец, храбрости и потрогал
бы грудь девочки. И сказал бы ей, что любит её.

Серёжа снова вздохнул.
Плохо без подружки.

Увы, он был один, а поэтому не было никакого смысла торчать здесь,
на третьем этаже, нужно было спускаться вниз и топать домой.

И Серёжа медленно и осторожно пошёл к лестнице.

И тут он услышал.

Нет, вначале он решил, что ему почудилось.

Звук был странный. Словно то-то шептался. Или тихо хихикал.

Серёжа пошёл на звук.

Он шел неуверенно, а потому держал перед собой растопыренную ладонь.

Чтоб не стукнуться обо что-нибудь носом.

И вдруг он понял.

Он понял, что это за звук, и откуда он исходит.

Серёжа стоял перед колонной, а за ней, с той стороны, расположилась
парочка. Серёжа хотел рявкнуть, чтоб напугать их, то-то было бы весело.

Но что-то удержало его.

А фраза, которую он услышал, казалось, обожгла его.

"А ты не сдерживайся."

Это было сказано девичьим голосом. Тихо, но отчетливо.

И ответ:

- Что, сегодня можно, да? - это сказал парень. Он дышал жарко.
- Да, да! Давай! - это снова девичий голос. С каким-то всхлипом.

Серёжа узнал голоса.

Это были десятиклассники из их школы. Максим и Верка.
Все знали, что они "ходят". В школе было много таких
парочек, про которых так говорили.

Но Серёжа, конечно же, не знал, что отношения старшеклассников
дошли до такого... Серёжа понял, что происходит с другой стороны
колонны. Тихое, жаркое дыхание и звуки поцелуев. Поцелуев?

Нет, это были не только поцелуи.

Невыносимое желание взглянуть на то, как и что они делают заставило
Серёжу слегка шевельнуться и осторожно выглянуть из-за колонны.

Чуть-чуть.

Глаза его уже адаптировались к темноте, и он всё увидел.

Он увидел и обмер от удивления.

Он ожидал, что они стоят, обнявшись.
Или лежат на полу. Или сидят. Но нет.

Картина была совершенно иная.

Верка стояла, согнувшись. В поясном поклоне. Её платье было завернуто на
спину. Её голые бедра и зад выделялись в темноте ярким белым пятном.
Максим стоял сзади Верки и, придерживая руками её попу, прижавшись к ней,
делал ритмичные, интенсивные толчки нижней частью своего тела. Его ноги
были голыми, а брюки болтались где-то ниже колен, почти у пола.

Они... Страшно сказать... Они сношались...

Серёжа передвинулся назад, так, чтобы они не могли его заметить.
Собственно, увидеть его они не могли, потому что он смотрел на
них сбоку и Веркиной головы он, вообще, не видел. Но Серёжа всё
равно спрятался. Потому что почувствовал, что ещё чуть-чуть и
его сердце выскочит из груди. Так сильно оно стучало.

Он жадно хватал воздух и не мог надышаться.
Наверное, нужно было уйти, но ноги стали ватными.

И тут Верка стала как-то странно постанывать.

"Что это с ней?" - испуганно подумал Серёжа.

- Что? Кончаешь? - заботливо спросил Максим.
- Да! Да! Я уже близко, - плачущим голосом ответила Верка.
- Щас, я тебя догоню, - пробурчал Максим.

И он запыхтел резко и энергично.

Верка приглушенно вскрикнула.

- Тише ты, - недовольно прогудел Максим.
- Ой! Я не могу! Ой! - взвизгнула Верка.
- Можешь! - прохрипел Максим.

Серёжа почувствовал, что он сейчас умрёт.

Или лопнет.

И вот тогда он сунул ладонь под ремень своих брюк и прикоснулся
к своему торчащему органу, раз, другой, третий и дикая, хмельная
энергия похоти и страсти сильной струей выплеснулась из него.

И ещё, и ещё, и ещё.

Там, рядом, за колонной, видимо, происходило что-то подобное.

Потому что Максим тихо и удовлетворенно рычал и урчал.
А Верка скулила и стонала, вскрикивала и, казалось, рыдала.

И Серёжа, собрав последние силы, стал отходить от колонны.

Шаг, ещё шаг. Ещё. Ещё.

Ну, вот. Здесь уже неопасно.

Серёжа пошёл, держась рукой за стену. Он шёл в сторону другой лестницы.

Он так и не понял, как дошёл домой.

В тот же вечер, засыпая в своей кровати, он вспомнил всё,
что увидел и пережил там, на третьем этаже, у колонны.

И стал трогать себя рукой. Было сладко, волнительно, трепетно.
Он представил, что это не Макс, а он обрабатывает Верку. Потом
он подумал про Леночку, и от этой мысли ему стало совсем хорошо.

И он опять разрядился долгим, мучительно-сладким оргазмом.

И почти сразу провалился в глубокий сон.

И если прежде, под утро, ему всегда снилось, что он овладевает
какой-то девочкой (чаще всего Леночкой), то теперь он спал, как
младенец, без этих стыдных поллюций, без эротических сновидений.

С того дня и началось.

Он делал это каждый день.
Он делал это несколько раз на день.
Однажды он сделал это семь раз за день.

И понял, что это чересчур.

Он делал это перед сном и засыпал, как убитый.
Он делал это в кабинке школьного туалета, после
чего плохо соображал на уроке и отвечал невпопад.

Повод для самоистязания мог быть самым неожиданным.

Он поднимался по школьной лестнице, а впереди шла
Аллочка из десятого. Сережа смотрел на её высоко
обнаженные ноги, взгляд его воровато скользил под
короткую девичью юбку - и всё. Нужно было бежать в
кабинку школьного туалета.

Он сидел на уроке и внимательно рассматривал спину
сидящей впереди него Светочки. Блузка девушки вылезала
из-под юбки, и вскоре Серёжа мог видеть маленькую часть
голой девичьей спины и краешек её белых трусиков.

Терпеть это бесплатное кино не было никаких сил.
Серёжа поднимал руку и говорил: "Можно выйти?"

Хорошо, что в туалете всегда были свободные кабинки.

Он возвращался в класс и, удивительное дело,
блузка Светочки была аккуратно заправлена в
юбочку. Может, ему почудилось?

Ну и, само собой, эротические фильмы, которые
ему изредка удавалось посмотреть. Правда, он
долгое время не мог понять, почему в кабаках
девицы всегда танцуют у вертикального столба.
И так вокруг него вьётся, и эдак. Потом до него
дошло, что собой символизирует указанный столб.

А ещё Серёжа стал читать эротические романы.
Для этого он ходил в городскую библиотеку.
В принципе, в романах всё было куда более
откровенно, чем в кино. Нужно было только
иметь хорошее воображение.

С воображением у Серёжи было всё в порядке.

Но хорошее воображение приводило к бурной разрядке.

Круг замкнулся.

Вот так всё началось и так продолжалось по сей день.

Теперь Серёжа понял, почему в декабре у него резко ухудшился почерк.

Графологический анализ показал...

Причина была найдена, но отказываться от своей привычки не хотелось.

Или не моглось.

Ведь почерк - это что? Это фигня!

Хотелось другого.

Хотелось попробовать по-настоящему.

С девчонкой.

Но до этого было ещё, видимо, далеко.

Серёже хотелось знать: то, что он делает - очень вредно или терпимо?

Прямо спросить об этом было не у кого. Он слышал шутки одноклассников на
эту тему. Но это были лишь шутки. Хотелось истины. И Серёжа стал её искать.

"Всем хорошим во мне я обязан книгам", - сказал классик.

Серёжа решил следовать совету классика.

Он увидел в киоске тонкую книжицу и купил её.

Это была популярная брошюра.

Одна глава так и называлась: "Об онанизме".
Её-то Серёжа и стал читать. Было интересно.

Из статьи получалось, что если понемногу, то можно и даже полезно.
Автор доказывал, что это вполне естественная разрядка для юношей.
Серёжа удовлетворенно хмыкнул. По семь раз за день он больше не
делал. Но один, два раза - обязательно. Это много или мало?

Нужно усилить или ослабить?
Поднажать или отпустить?

Серёжа продолжил чтение.

"Потом это пройдет", - такая мысль красной нитью проходила через статью.

"Когда это - "потом"? - подумал Серёжа.

Ответа не было.

Серёжа перелистнул страницу.

"Онанизм мальчиков и девочек".

Серёжа сначала не воспринял всей глубины этой фразы.
Но когда до него дошло, он чуть не вскрикнул. Эге!

Что? Онанизм девочек?
Не может быть! Девочек?
Как это? Невероятно!
Девочек? Этих ангелочков в кружевных платьицах?

"Мы белые снежиночки,
Собрались все сюда,
Летим мы, как пушиночки,
Холодные всегда."

Нет, нет, не может быть!

"Холодные всегда!"

Аллочка из десятого...
Светочка, сидящая перед ним...
Леночка, его любовь...

Онанизм девочек?
Не может быть!

Серёжа сидел за столом, выпучив глаза.
Он не мог поверить в то, что прочёл.
Может, в книжке опечатка? Ну-ка, ну-ка.
Он стал внимательно вчитываться в текст.

Вон, оно что! Ну, дела! Серёжа читал и не верил своим глазам. Ну, дела!
Они, девушки, могут кончить при езде на велосипеде или катании на лошади.

В этот момент Серёже захотелось превратиться в велосипедное седло.

Ненадолго. И чтобы Леночка прокатилась на этом велосипеде.

Или стать лошадью. Нет, жеребцом! Ха-ха-ха!

От волнения Серёжа сглотнул.
Прошла минута, и он немного успокоился.
Нет, велосипедным седлом он не будет.
Он мальчик. Юноша. Будущий мужчина.

А велосипед - фиг с ним! Он неживой.

Но - лошади!

Бедные лошади!
Ладно - лошади!
А если - кони?
Жеребцы!

Почему-то в памяти всплыл портрет принцессы Дианы,
сидящей верхом на каком-то породистом жеребце.
Её красивое, печальное лицо светилось тайным,
внутренним светом, словно она ощущала какое-то
недоступное для всех смертных удовлетворение.
Сразу возникла мысль: "А как у неё с почерком?"

Вот почему в прежние, строгие времена девушки ездили
на лошадях, садясь на них боком! Вот почему! Боком!

Он пролистал дальше и ещё раз встретил ту же мысль.
Насчет онанизма девочек. Это была не опечатка.
Для Серёжи это было величайшее откровение.

Значит, девочки - тоже?

Но как? Как?

А девственность?

Серёжа слышал, что у девчонок там есть некая штучка.
И ею они страшно дорожат. Потому что после первого раза
она - всё, была и нету. Девственность называется.
Как же девчонки могут делать это, не вредя себе?
А вдруг их сокровище будет повреждено?
Непонятно, ну, да, фиг с нею, с девственностью!
Главное - "онанизм девочек". Интересненько...

Значит, среди девчонок есть, могут быть, такие,
которые, как и он, удовлетворяются подобным способом?

Серёжа задумался. Если такие девочки есть, то они его сёстры по несчастью.

Хотя бы одна.

Сестра печали.

С другой стороны, рассуждая логически, если он, Серёжа, хочет
преодолеть свое стыдное пристрастие, то, само собой, что и среди
девочек существует та же проблема. Они тоже хотят. Непременно.

Ах, если бы знать, кто из девчонок страдает таким грешком!

Может, если подружиться с такой девочкой, то она позволит
ему, Сергею, то, о чем он мечтает день и ночь? День и ночь.

Ведь ей тоже, наверняка, хочется, раз она это делает.
Зачем ей велосипед или лошадь, если есть он, Серёжа.
Но, как ему найти её, на лбу, ведь, не написано.

Не написано... На лбу...

Как?

И вдруг Серёжу осенило.

Почерк!

У девочки тоже должен был измениться почерк!

По почерку он её и обнаружит!

Иди сюда, родимая!

Ты это почему пишешь, как курица лапой?

Отвечай!

Не тупь глазки! Отвечай!
Почему у тебя буква "ш" похожа на букву "т"?
Почему у тебя строчка съезжает вниз?
Ты что, не видишь линий в тетради?
Почему ты прежде писала красиво, а теперь пишешь ужасно?
Почему ты пишешь, как курица лапой?
Популярную брошюру читала? Называется: "Об онанизме".
Нет? На, прочитай! Читай вот здесь и здесь.
Прочла? Что скажешь? Почему ты покраснела?
Итак, почему у тебя такой кошмарный почерк?
Любишь ездить на велосипеде? А на лошади?

Отвечай!

Что-то сладко заныло в груди. Предчувствие чего-то грешного, запретного
и жуткое ощущение возможности этого запретного всколыхнули его юную душу.

Но теперь нужно было поработать.

Серёжа решил всё спланировать.

Так.

Сначала нужно определить круг потенциальных кандидаток.

То есть, тех девочек их класса, у которых плохой почерк.

Затем нужно убедиться, что почерк девчонки ухудшился в течение
последних месяцев или одного-двух лет. Главное - не промахнуться.

Вдруг она писала, как курица лапой, начиная с первого класса?

Такие нам не подходят!

В школе, когда на большой перемене все одноклассники, томимые
весенними настроениями, хлынули на улицу, Серёжа остался в классе.

На учительском столе лежала аккуратная стопка тетрадей.

Серёжа подошел к столу, стал брать тетради и внимательно их просматривать.

Десяти минут ему хватило, чтоб просмотреть все четырнадцать тетрадок.

Именно столько девочек было в их классе.

Урожай оказался небогатым. Серёжа ожидал большего.

Но, увы, претенденток было всего лишь трое. Зина, Женя и Оля.

Почему-то больше всего Серёжу расстроило то, что почерк Лены никак
не отвечал поставленным требованиям. Он был безукоризненным. Идеал.

Зина отпала сразу. Потому что она не вызывала у Серёжи никаких эмоций.
Она была такого высокого роста, что никто из пацанов-одноклассников никогда
не приглашал её на танцах. Никто не старался сесть рядом с ней в кино.
Помимо того, считалось, что у Зины есть парень. Лёшка из десятого.
Собственно, другого парня у Зины быть не могло. В школе было две
"каланчи" - Зина и Лёшка. И хорошо, что они подружились. Ведь Зина
явно продолжала расти.

Серёжа вспомнил, как в их город приехала женская сборная команда
страны по баскетболу. Вместе с одноклассниками он пошёл на игру и
во время матча вдруг понял, что трусы любой баскетболистки такие
большие, что вполне могут сойти ему, Серёже, за брюки.

И не исключено, что будут даже великоваты. В поясе.

Ощущение было такое, словно он Гулливер в стране великанов.

Лешка тоже, как и Зина, рос и рос вверх.

Метр девяносто пять! В десятом классе!

Может, ему, Лёшке, подсказать? Что так, мол, и так. У Зины плохой почерк.
И что это может быть следствием того-то и того-то. Пусть Лёшка задумается.
Так, сказать, полезный совет. Мол, пора заняться зинулиным телом вплотную.

Вот будет умора!

Но хватит подхихикивать!

Сперва нужно подумать о себе.

Итак, Женя или Оля.

А почему "или"? Может, Женя и Оля? Серёжа усмехнулся.
Хорош союз "и"! Всё меняет. Точнее, объединяет.

Следующая проблема вначале показалась Серёже неразрешимой.
Как раздобыть тетради Жени и Оли за предыдущие два года?

Но, может, это и не нужно? Поскольку кандидаток так мало.

И Серёжа решил начать с Жени.

Просто потому, что она ему больше нравилась.
Кроме того, ему казалось, что с Олей будет сложнее.

Но как? Как начать?

Нужно оказывать ей признаки внимания. Например, пригласить в кино или кафе.
В зарубежных фильмах сплошь и рядом - пригласил в кафе - и всё в ажуре.

Следующие кадры - герои обнимаются в постели.

Серёже нравились эти буржуйские фильмы, особенно те, где было
видно, что герои не только жарко обнимаются, а и делают то самое,
заветное движение "туда-сюда", то есть, зрителю было совершенно ясно,
что именно происходит: герой лежит на героине, её голые ноги вокруг
его торса, а он легонько, всем телом, вверх-вниз, вверх-вниз...

А она: "Ох, ох, ох!"

И глаза у неё закрыты, словно она не знает, что с нею делают.
А у него лицо мужественное, смелое, сосредоточенное. Отпад!

Серёже хотелось, чтоб у него было тоже такое лицо.

С другой стороны, Серёжа не любил те эротические фильмы, где
делалась жалкая попытка "улучшить" любовные сцены, сделать их
"поэтичными". Для этого камера металась, то по спине главного
героя, то по ноге героини, причем, использовался такой крупный план,
что весь экран занимала только спина, только нога. Пособие для
врачей-дерматологов. Ничего не было понятно. Чья это спина?
Чья это нога? Вот ладонь. Вот другая ладонь. Они схватываются в замок.
Пальцы жарко переплетаются. Ну и что? Оказывается, так автор хотел
показать всю силу любви своих героев.

Глубину их чувств.

Или, если дело происходило на пляже,
то ладонь одного из любовников жадно
гребла песок. Сама по себе.

Зачем грести песок-то? Какой смысл?

Зачем оставлять без работы экскаваторщиков?

Серёже такие фильмы не нравились.

Он понимал: ладони - это хорошо, но не
они являются главными в этом важном деле.

Он посмотрел на Женю, которая сидела через три парты впереди.
В классе было лишь три девочки, которые всё ещё носили косички.
Женя была одной из них. Серёжа смотрел на её косички и думал,
что и как он должен теперь делать. Почему-то подумалось, а что
будет с косичками, когда он начнет ею, Женей, овладевать?
Они так и будут торчать в разные стороны? Интересненько.
А её ноги? Обнимет ли она его своими ногами?

Нет, наверное.

Постесняется...

Девчонки, они вообще, существа стеснительные.

Потом он посмотрел на Лену.

А как быть с ней? Вот проблемы!

Лена словно почувствовала его взгляд и обернулась.
Улыбнулась ласково и доверчиво. И Серёже стало стыдно.

Как он может её предать?
Ведь Лена была... Ну, как это сказать?
Нет, не его девушкой, но она нравилась ему.
А он, похоже, был небезразличен ей.
Несколько раз они так классно целовались.

Он кивнул Лене и уткнулся носом в учебник.

"Динамика мировой добычи нефти в двадцатом веке", - прочёл он.

И в ту же минуту Серёжа почувствовал, что его член встает.

Ну, с чего, казалось бы?

Блузка Светочки была аккуратно заправлена.

Может, тут есть связь с мировой добычей нефти?

Но торчок был непереносимый.
Захотелось в кабинку туалета.
Но Серёжа решил перетерпеть.

И он стал снова думать о Жене.

Но если она это делает, то как? По ночам, в девичьей кроватке?
Конечно! Не в школьном же туалете, как он! Хотя, кто его знает?

Сам-то Серёжа однажды сделал это в городской библиотеке.

Прямо в читальном зале.

Он читал роман Сандры Браун и когда дошёл до описания любовной
сцены между двумя подростками, то так возбудился, что ему даже не
понадобилось трогать себя пальцами. Он просто слегка, едва заметно,
заелозил задом по стулу. Он смог там, внизу, так ритмично напрячь мышцы,
что возникшего сладостного трения хватило для того, чтобы он вдруг ощутил
привычную, вожделенную судорогу и кончил с мучительным наслаждением.

Прямо в брюки.

Вокруг были люди, немного, но всё же были.

Девушки, юноши.
Две старушки.
Старичок.

Серёжа боялся, что кто-нибудь догадается, что с ним произошло.
Он сидел тихо, как сурок, боясь пошевелиться. А сердце его стучало
так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Ну, дела! Кошмар!

Между бедрами было мокро и противно.

Но Серёжа думал о другом.

Вдруг сейчас подойдет библиотекарь и громко скажет:

"Молодой человек, поскольку Вы только что кончили,
подите вон, от Вас нехорошо пахнет свежей спермой.
Девушки почувствовали запах, они очень волнуются и не
могут усвоить прочитанное. Да и на старушек, похоже,
нахлынули воспоминания".

Потом вызовут дружинников.

И поведут они Серёжу под белы рученьки прямо к выходу.

И все будут смотреть осуждающе и шептать ему в спину что-то злобное.

"Подвержен онании", - он вздрогнул, настолько явственно ему
послышалась эта фраза.

Ему показалось, что это прошипела одна из старушек.

Серёжа криво усмехнулся. Нет, это было не смешно.

Но, слава богу, тогда, кажется, никто ни о чём не догадался.

Потом он долго сидел, тупо глядя в стол, и ему хотелось одного.

Порвать пасть этой Сандре Браун.

Порвать её книжку.

В клочья.

Разве можно такое писать?

Но всё это было в прошлом.

Сейчас Серёжа думал о Жене. О своей спасительнице, о своей жертве,
о своей коллеге по несчастью. А если он ошибается? Что тогда?

Да, ничего! В запасе есть ещё Оля.

Не нужно комплексовать. Это главное.

И он достал из портфеля листик бумаги и написал:

"Жень, ты видела "Кинг-Конга?"

И отправил послание.

Он проследил эстафету своей записки и невольно замер, когда увидел,
что она дошла до адресата. Но ответа не последовало. Это было против
всех правил. На записки было принято отвечать, в режиме "cito", то есть,
отложив в сторону все другие дела. А Жена не ответила. Наверное её
увлекла динамика мировой добычи нефти в двадцатом веке.

Нахалка! Гордячка!

Лучше заняться Олей.

И вдруг его толкнули сзади.

Серёжа недовольно повернулся. Слон протянул ему маленькую бумажку.

Ничего себе! Теперь до Серёжи дошло. Оказывается, Женя пустила ответ
в обход, через соседний ряд, так, что записка пришла к нему сзади.

Почему-то от этого тревожно забилось сердце. С чего бы, спрашивается?

Волнуясь, он развернул записку.

"Нет, ещё не видела".

Хороший ответ!

Сердце застучало совсем в другом темпе. Тревожно, но радостно.

"Давай, сходим сегодня, на 19", - написал он и снова отправил послание.

Теперь он следил за продвижением записки ещё внимательнее.

Ответ снова пришел окружным путем.

"Хорошо, сходим".

Таким был ответ. От волнения стало сухо во рту.

Но почему "Кинг-Конг"? Зачем нам эти обезьяны?

Чёрт, нужно было пригласить её на какой-нибудь эротический фильм.

Чтобы быть, так сказать, ближе к сути.

Ну, да, ладно! Там, у кинотеатра, разберёмся.

Никогда ещё, идя в кино, он не одевался так тщательно.
Во-первых, от старательно выгладил брюки. Через марлечку.
Потом долго елозил по лицу электробритвой. Нет, все-таки
электробритва - фуфло, нужно переходить на что-то сенсорное.

Потом он долго чистил туфли. Получился хороший блеск.

Абиссинский. Или ассирийский?

Обработал себя одеколоном, оделся, сунул в карман денежку и в путь.

Хорошо, что мать работала во вторую смену, иначе она бы
очень удивилась тому, как тщательно он готовился к выходу.

Вечерело.

Жени у кинотеатра не было.

Серёжа подошел к афише и прочел название фильма.

"Ускользающая красота".

Название ни о чём не говорило.

"Режиссёр - Бертоллучи".

"Который Бертоллучи? Их же двое или даже трое", - подумал Серёжа.

"Фильм для взрослых".

А вот это было уже хорошо.

Только Жени почему-то не было, и это было плохо.

Серёжа решил не покупать билеты - вдруг она не придёт?

Но Женя пришла.

Она подошла откуда-то сзади. Он прозевал её приход.

- Привет! - радостно сказала она.
- Привет. Что же ты так долго? Опаздываем! - ответил Серёжа.

Но от сердца отлегло.

- Что за фильм? - спросила Женя.
- Вот, Бертоллучи, - пробубнил Серёжа.
- А ты говорил - "Кинг Конг", - протянула Женя.
- Ну, этот, может, ещё лучше, - сказал Серёжа.

"Он же для взрослых", - едва не добавил он.

Но Женя уже сама увидела надпись на рекламе.

- А нас пропустят? - она удивлённо подняла брови.
- Да это пишут для проформы. И так зрителей нет, - ответил Серёжа.

"Нам, ведь уже по шестнадцать", - хотел добавить он, но промолчал.

Ему нравилось, как Женя оделась - коротенькая, широкая юбка
обольстительно обнажала её ноги выше колен. Намного выше колен.
И косичек не было. Были волосы, свободно спадающие на плечи.

Ведь она так оделась с умыслом?

- Ну что? Пошли? - спросил Серёжа.
- Пошли, - ответила Женя.

И он купил билеты.

Зрителей было так мало, что киношники не хотели начинать сеанс.
Потом, откуда ни возьмись, примчались три солдата с двумя девушками
и вопрос с важнейшим из искусств решился в пользу страждущих.

Свет погас, и они окунулись в мир иллюзий.