Все права на данное произведение принадлежат автору.Копирование и распространение без разрешения автора запрещено!Олег Болтогаев
Лучший ученик
Жизнь, как известно, состоит из приятностей и неприятностей.
Некоторые неприятности запоминаются так, что,
кажется, о них не удастся забыть уже никогда.
Одна из самых ужасных неприятностей произошла со мной,
когда я учился в восьмом классе. Как давно это было...
Но я все помню, словно это случилось вчера.
Дело было так.
Петька с Коляном стали куда-то пропадать на переменках.
Их отсутствие лишало нас кворума при игре в разведчиков.
- Где вы ползаете? - сердито рявкнул я на них.
- Да, так... - пряча глаза, промямлил Колян.
А Петька как-то странно захихикал.
Я заподозрил неладное и стал за ними следить.
Оказалось, что они почему-то толкаются у входной двери в школу.
Заходят, выходят. Заходят, выходят. Словно поджидают кого-то.
Причем, как-то интересно. Если Петька заходил, то Колян оставался
снаружи, если входил Колян, то Петька как будто дежурил у двери.
Было удивительно, что тот, кто оставался снаружи, становился спиной
к двери и словно придерживал ее. Это меня совершенно заинтриговало.
Здесь нужно пояснить, что вход в школу был сделан следующим образом.
Входная двухстворчатая дверь, затем маленький тамбур.
Потом снова дверь. Потом коридор побольше, опять двери и вход в зал. Тамбур был размером четыре квадратных метра, не более. Если обе двери были закрыты, то в тамбуре была кромешная тьма. Теперь, вроде понятно.
Я никак не мог понять, в чем у Коляна и Петьки интерес.
Но все открылось самым неожиданным образом.
Я мотался по залу и вдруг захотел выйти на улицу.
Я выскочил в большой коридор. Здесь уже не было прямого солнечного света.
Но свет из зала давал мне возможность легко и уверенно ориентироваться.
Подбежав к двери в тамбур, я толкнул ее, но она не поддалась. Я удивился.
Толкнул сильнее. Нет, дверь дернулась, но не открылась. И вдруг я понял.
Кто-то держал дверь изнутри.
Кто-то был в тамбуре.
Потом я услышал звуки. За дверью шла какая-то возня. Или борьба?
Я прислушался. Из-за двери раздался чей-то приглушенный смех.
Потом отчетливо прозвучали слова: "Пусти, дурной, хватит".
Я обмер.
Я понял, что там происходило.
Там, в темном тамбуре, какой-то пацан зажимал девочку.
Это у нас, у мальчишек, был такой термин. Очень даже понятный.
"Зажать" - это означало радостную, волнующую, греховную возню.
Мы, мальчишки, обычно зажимали девочку вдвоем. Так было удобнее.
Мы делали это на переменке - и в классе, и в спортзале. Во дворе
школы и на лесной опушке. Начиналось все, вроде бы, невинно.
Причем, девчонки чаще всего сами провоцировали нас на это.
То вроде бы авторучку утащит, то ластик спрячет к карман платья.
Обратите внимание - в карман платья, а не, скажем, в портфель.
А мы вроде бы начинали отнимать свое, кровное.
Конечно, все это было только поводом. Запустив руку в карман девчачьего платья, я млел. Уже ни о каком ластике не было и мысли. Хотелось только одного - продвинуть пальцы дальше, к низу ее живота, к крепким девичьим бедрам.
Сквозь одежду чувствуется ее упругое тело, девочка визжит, вроде сопротивляется, тесно сжимает ноги, но, похоже, ей тоже нравится эта радостная, захватывающая борьба. Те из нас, кто понаглее, к примеру, Колян, который был старше на целый год, так вот, Колян нисколько не стеснялся и лез рукой под юбку к девчонке. За это он традиционно получал по морде, но это его нисколько не останавливало.
У него был влажный, маслянистый взгляд. Он просто излучал похоть.
Он заводил нас всех своим желанием полапать девчонок.
Мы невольно становились такими же как он.
Правда, в одиночку бороться с девчонкой тяжеловато, среди них попадаются
такие крепкие и сильные, что одолеть ее, если она не хочет, просто нельзя.
Но, поскольку нас, как правило, двое, а она одна, то мы
одерживаем верх. Конечно, мы внимательно контролируем
ситуацию, чтобы наша пассия, упаси боже, не разревелась.
А то несколько раз так уже было.
Мы таких девчонок старались впредь не трогать. И напрасно они пытались
заигрывать с нами. Мы были строги. Нет, так нет. Других девочек полно.
Странно, но никто из девчонок на нас не нажаловался.
Конечно, наши отношения с девочками не ограничивались такими примитивными контактами. Мы старались сесть рядом с ними в кино. Чтоб во время сеанса осторожно взять за руку. Чтоб проводить после кино домой. Мы разговаривали с ними о жизни, о литературе, о спорте.
У нас были даже устоявшиеся влюбленные парочки,
про которых судачили и говорили, что "они ходят".
А иногда некоторым из нас удавалось даже целовать девчонок.
Кому украдкой, кому в нахалку, а кому и по взаимному согласию.
Но была в нашем общении с девочками и вот эта сторона. Когда нам, в одну душу, хотелось их потрогать, а они, в большинстве своем, хотя и брыкались, но позволяли нам это. Судя по всему, им тоже это нравилось.
Итак, там, в кромешной темноте тамбура, кто-то кого-то зажимал.
И я вдруг ощутил, что это совсем не то, что мы делали прежде.
Ведь мы возились с девчонками почти у всех на виду. А здесь...
Там ведь совсем темно. Можно представить, что они, или он,
с ней там делают. Казалось, меня обдало жаром. Вот это да!
И вдруг я услышал, что открылась та, дальняя, наружная дверь.
Я снова толкнул. Дверь, перед которой я стоял, тоже открылась.
В тамбуре, у стены, стояли двое. Колян и Ленка из параллельного класса. Он прижал ее к стенке. Я успел заметить, что его колено было просунуто между ее ног. Подол ее школьной формы был бесстыдно задран. Виднелся край голубых трусиков. Лицо Ленки было пунцовым. Колян уткнувшись носом в ее шею, как-то странно и смешно дергал задом.
Это длилось секунду, не более.
Дверь на улицу была распахнута и в проеме стоял Петька. А с этой стороны
стоял я. Колян отпрянул от Ленки, при этом он недовольно зыркнул на меня.
- Атас! - произнес Петька.
Лицо Ленки еще больше зарделось.
Она стала судорожно одергивать платье и фартук.
Затем она оттолкнула меня и кинулась в коридор.
Дура! Я-то при чем?
Я молча смотрел на Петьку и Коляна.
Еще через пару секунд стала понятна причина тревоги.
В тамбур, цокая каблуками, вошла завуч школы Тамара Павловна.
Мы называли ее Тарпалка. Она была злая, и мы ее очень боялись.
- Что вы тут отираетесь? - прогудела Тарпалка.
- Следим, чтобы все вытирали ноги, - соврал Петька.
- Следить надо на улице, а не в коридоре!
Мы сделали послушные морды и выскочили на улицу.
- Ну, вы и даете, - сказал я.
- Что, тоже хочется? - спросил Колян. Он дышал, как после стометровки.
- Не знаю, - промямлил я.
- Давай, будешь с нами, - уверенно сказал Колян.
- Что "с вами"? - переспросил я. Руки мои мелко дрожали.
- Что-что! Девок зажимать! - радостно заржал Колян.
- Хорошо, - прошептал я.
Сердце мое тревожно забилось.
Мне коротко объяснили, что к чему. Так сказать, технологию действий.
Итак, стоя у наружной двери, они поджидали какую-нибудь девчонку.
При этом они, словно в шутку, открывали для нее входную дверь.
В действительности это делалось для того, чтобы иметь уверенность в том, что тамбур пуст. Когда девчонка входила в тамбур, вслед за ней нырял либо Колян, либо Петька. Оказавшись в полной темноте наедине с девочкой, Колян (или Петька) обнимал ее, прижимал к стенке. При этом нужно было прижать ногой ту, внутреннюю дверь. Чтоб никто не вошел из коридора. Ну, а второй герой держал дверь с улицы. Одновременно он был на атасе. Потом они менялись ролями.
Словом, это был капкан для девчонок.
- Военная хитрость! - радостно прокукарекал Петька.
Меня в свою волчью стаю они приняли с радостью, потому что втроем
совершать задуманное было сподручнее. Двое в тамбуре, один на стреме.
И началась моя новая жизнь.
Теперь все мои мысли были заняты только этим.
Не было сил досидеть до конца урока. Даже к любимой математике я потерял интерес. Елена Ивановна, наша молоденькая учительница, сразу это заметила и, похоже, очень огорчилась. Она подходила ко мне, обдавая запахом дорогих духов, на ее красивом лице было недоумение и досада.
Еще бы! Мы с ней понимали друг друга с полуслова.
Прежде она едва успевала подбрасывать мне все новые и новые задачки.
А я их щелкал, щелкал и щелкал.
Я был ее надеждой и опорой на всех олимпиадах.
Она, не переставая, таскала мне дополнительные учебники,
я проглатывал их и требовал новых. Я был ее лучшим учеником.
Когда в класс являлись строгие, с чугунными рылами, инспектора из районо, Елена Ивановна всегда вызывала меня к доске. Я отвечал, чугунные рыла оживлялись, удовлетворенно хрюкали и что-то строчили в своих талмудах.
Елена Ивановна сияла от радости. И за меня, и за себя.
И вот все изменилось.
Я сделался рассеянным и стал отвечать невпопад.
И настал день, когда она влепила мне тройку.
Прежде я вообще не знал такой отметки по математике.
Но даже это грозное предупреждение на меня не подействовало.
Я думал только об одном. Чтоб поскорее прозвучал звонок.
И тогда мы втроем помчимся к нашей засаде.
Мы даже перестали ходить в буфет на большой перемене.
Не все девчонки, как выяснилось, были рады нашим забавам.
Мы заметили, что некоторые из них перестали ходить в одиночку.
Идут сразу втроем.
Да они обнаглели!
Как нам бороться сразу с тремя?
Но мы тоже не лыком шиты. Александр Невский - разве не наш общий предок?
Наш!
И мы использовали его гениальный приемчик. Мы пропускали троицу в тамбур. Вдвоем входили следом. Двум девчонкам мы давали возможность проскользнуть дальше, в коридор. А третью хватали за руки и, несмотря на ее сопротивление, втягивали обратно в тамбур. Попалась, родимая! Да не брыкайся ты!
Особенно волнительно было то, что определился круг в пять-шесть девчонок, которым, мы понимали это, нравилось то, что мы с ними выделываем. Это были невысокие, крепенькие, не по годам развитые девочки. Они бросали на нас нежные, призывные взгляды. Они ходили поодиночке, и мы с жутким волнением поджидали их. Из-за них мы ссорились, выясняя, чья сейчас очередь стоять на атасе. Мы все хотели туда, в манящую темноту тамбура.
Девушка подходила к нам, останавливалась и как-то загадочно улыбалась.
"Входи, что же ты стоишь!" - кричали наши алчущие взгляды.
"Зачем? Я просто здесь гуляю", - отвечала она нам всем своим видом.
"Неправда! Ты тоже хочешь. Заходи! Не мучай нас и себя!"
"Вы хотите сделать мне что-то плохое!"
"Мы хотим сделать тебе что-то хорошее! Входи! Нет сил терпеть!"
Наш безмолвный диспут завершался. Природа брала свое.
И она входила. Глядя себе под ноги. Словно робела.
А мы ныряли следом.
Мы прижимали ее к стенке, руки наши не знали покоя. Ладони воровато скользили вниз по упругому плоскому животу, пальцы нетерпеливо тянули кверху подол короткого форменного платья и вот она, вожделенная цель.
Сквозь маленькие, тонкие трусики пальцы осязают заветный холмик. Девчонка охает и о, чудо, она слегка раздвигает ноги. В отличие от всех других, которые, наоборот, тесно сжимали свои коленки.
И все это - ее стоны, ее непротивление, ее тихое согласие приводило
нас в неописуемое состояние. Мы готовы были растерзать или съесть ее.
Наши лапы жадно сжимали ее тугие крепкие груди.
Хотелось содрать с нее этот чертов лифчик. Хотелось сдернуть с нее трусики.
Хотелось.
Но не моглось.
Потому что в любую минуту мог прозвучать "атас!"
Но таких девушек, которые нам все позволяли было совсем мало.
Мы были жутко распалены и нам хотелось все большего.
Окончательно обнаглев, мы стали атаковать не только тех девчонок, которые шли с улицы, но и тех, что выходили изнутри, из коридора. Конечно, при этом возрос риск схватить не ту, которую наметили, но мы, похоже, окончательно распоясались.
И настал день расплаты.
По крайней мере - для меня.
В этот день урожай был на редкость скудным. Девчонки, как назло, стали пользоваться запасным входом. Там мы с ними ничего не могли поделать. Там не было тамбура. И наши сисястые любимицы что-то не шли.
Третью перемену подряд нам никого не удавалось подловить. Нам не везло.
Колян нервничал. Петька ныл, что лучше пойти поиграть в разведчиков.
И вдруг внутренняя дверь скрипнула.
Колян прислушался, напрягшись, как зверь.
- Деваха! - убежденно прорычал он и рванул в тамбур.
Петька хотел было последовать за ним, но я оттолкнул его.
Потому что была моя очередь.
- Так нечестно! - заорал Петька.
- Пошел ты! - зашипел я на него и проскользнул внутрь.
Я услышал, как Петька прижал спиной наружную дверь.
То-то! Нечего лезть без очереди.
Я стоял в кромешной темноте. Похоже, Колян уже развил бурную деятельность.
Рядом, у стенки слышалось сопение и возня.
- Волосатая! - радостно закричал Колян.
Казалось, вся кровь бросилась мне в голову.
Потому что я понял.
Я понял.
Своей лапой Колян влез в трусики к нашей жертве, к нашей партнерше.
Значит, это девочка была наша ровесница, а, может, и старше.
Раз она была "волосатая".
Дух похоти обуял и меня. И я рванулся к Коляну, чтоб помочь ему, чтоб разделить с ним его телесную радость. Тем более, что я понял, что его борьба была нешуточной. Удивило, что та, которую мы заловили, сопротивлялась молча. Обычно девчонка охала, пищала, что-то говорила, чем еще сильнее распаляла нас. А тут - ни звука.
В темноте мои руки наткнулись сначала на спину Коляна.
Так! Дальше!
И вот она!
Я прижался к ней. Под моими ладонями было сильное, упругое тело.
Запах каких-то до боли знакомых духов. Мелькнула мысль: "Кто это?"
Но на анализ времени не было.
Я стал шарить рукой, чтоб ухватить девушку за грудь.
Вот она. Блузка тонкая, лифчик жесткий. Я сжал пальцы.
Другой рукой я ухватил ее руку, она толкнула меня коленом, но я увернулся. Вообще, во время этих баталий я не чувствовал боли ни от затрещин, которыми нас награждали девчонки, ни от ударов по ногам, которые они наносили нам своими острыми туфлями.
Рядом, в кромешной тьме, бушевал и страстно сопел Колян.
Теперь нас было двое и это, видимо, здорово помогло ему.
- Не сжимай ноги! - повелительно прохрипел Колян.
Бог ты мой! Да он совсем озверел!
Мне показалось, что девушка всхлипнула.
Господи, только слез нам и не хватает!
И я решил сделать что-то доброе. Чтоб она не боялась нас.
Мы ведь не звери какие-нибудь. Мы только потрогаем ее и все.
И я потянулся в том направлении, где должна была быть ее голова.
Я уткнулся носом в ее волосы, потом в шею.
Где-то рядом должно было быть ее ухо.
Вот оно, под моими губами.
- Не бойся, не бойся, - тихо прошептал я.
Моя ладонь жадно скользнула вниз по ее животу.
Губами я поймал мочку ее уха.
И чуть не заорал от ужаса.
Потому что я почувствовал сережку.
"Ну и что?" - скажет кто-нибудь.
А ничего.
Ни одна девчонка в нашей школе не носила сережек.
Ни одна.
Это было категорически запрещено.
Я отпрянул назад, как от взрыва.
И в это же мгновение входная дверь открылась.
- Атас! - заорал Петька и осекся.
Словно ярчайшая фотовспышка обожгла мои глаза.
Эта картина осталась в моей памяти навсегда.
У противоположной стенки тамбура Колян жадно зажимал особь женского пола.
Ее юбка была высоко задрана, белели ноги в тонких чулках.
Красивые круглые резинки обтягивали верхнюю часть бедра.
Колян, уткнувшись лицом в ее шею, крепко прижимался к ней.
И его лапа, действительно, была в ее трусиках.
Но самое ужасное было в другом.
Я увидел ее глаза.
Они были широко распахнуты и в них застыл ужас.
Это была наша учительница математики.
Моя любимая Елена Ивановна.
Она смотрела на меня.
Помню, что я взвыл и пулей выскочил на улицу. Я бежал по дорожке, по школьному саду. Стыд и ужас, охватившие меня были такими сильными, что я упал в траву и почувствовал, что меня тошнит. От пережитого стресса, от ощущения собственной мерзости, подлости, от безысходности.
"Я скот, скот, скот!" - стучало в моем мозгу.
Где-то позади громко ржали и подыхали со смеху Колян и Петька,
а я корчился в траве, зажимая рукой рот, и хотел только одного.
Я хотел, чтобы меня больше здесь никогда не было.
Я хотел, чтоб меня вообще нигде больше не было.
Я знал - она меня никогда не простит.
Потому что я был ее лучшим учеником.