Все права на данное произведение принадлежат автору.

Копирование и распространение без разрешения автора запрещено!

Олег Болтогаев

Лучший ученик

Жизнь, как известно, состоит из приятностей и неприятностей.

Некоторые неприятности запоминаются так, что,
кажется, о них не удастся забыть уже никогда.

Одна из самых ужасных неприятностей произошла со мной,
когда я учился в восьмом классе. Как давно это было...

Но я все помню, словно это случилось вчера.

Дело было так.

Петька с Коляном стали куда-то пропадать на переменках.
Их отсутствие лишало нас кворума при игре в разведчиков.

- Где вы ползаете? - сердито рявкнул я на них.
- Да, так... - пряча глаза, промямлил Колян.

А Петька как-то странно захихикал.

Я заподозрил неладное и стал за ними следить.

Оказалось, что они почему-то толкаются у входной двери в школу.

Заходят, выходят. Заходят, выходят. Словно поджидают кого-то.
Причем, как-то интересно. Если Петька заходил, то Колян оставался
снаружи, если входил Колян, то Петька как будто дежурил у двери.

Было удивительно, что тот, кто оставался снаружи, становился спиной
к двери и словно придерживал ее. Это меня совершенно заинтриговало.

Здесь нужно пояснить, что вход в школу был сделан следующим образом.

Входная двухстворчатая дверь, затем маленький тамбур.
Потом снова дверь. Потом коридор побольше, опять двери и вход в зал. Тамбур был размером четыре квадратных метра, не более. Если обе двери были закрыты, то в тамбуре была кромешная тьма. Теперь, вроде понятно.

Я никак не мог понять, в чем у Коляна и Петьки интерес.

Но все открылось самым неожиданным образом.

Я мотался по залу и вдруг захотел выйти на улицу.

Я выскочил в большой коридор. Здесь уже не было прямого солнечного света.
Но свет из зала давал мне возможность легко и уверенно ориентироваться.

Подбежав к двери в тамбур, я толкнул ее, но она не поддалась. Я удивился.
Толкнул сильнее. Нет, дверь дернулась, но не открылась. И вдруг я понял.

Кто-то держал дверь изнутри.

Кто-то был в тамбуре.

Потом я услышал звуки. За дверью шла какая-то возня. Или борьба?
Я прислушался. Из-за двери раздался чей-то приглушенный смех.
Потом отчетливо прозвучали слова: "Пусти, дурной, хватит".

Я обмер.

Я понял, что там происходило.

Там, в темном тамбуре, какой-то пацан зажимал девочку.

Это у нас, у мальчишек, был такой термин. Очень даже понятный.
"Зажать" - это означало радостную, волнующую, греховную возню.

Мы, мальчишки, обычно зажимали девочку вдвоем. Так было удобнее.
Мы делали это на переменке - и в классе, и в спортзале. Во дворе
школы и на лесной опушке. Начиналось все, вроде бы, невинно.

Причем, девчонки чаще всего сами провоцировали нас на это.

То вроде бы авторучку утащит, то ластик спрячет к карман платья.

Обратите внимание - в карман платья, а не, скажем, в портфель.

А мы вроде бы начинали отнимать свое, кровное.

Конечно, все это было только поводом. Запустив руку в карман девчачьего платья, я млел. Уже ни о каком ластике не было и мысли. Хотелось только одного - продвинуть пальцы дальше, к низу ее живота, к крепким девичьим бедрам.

Сквозь одежду чувствуется ее упругое тело, девочка визжит, вроде сопротивляется, тесно сжимает ноги, но, похоже, ей тоже нравится эта радостная, захватывающая борьба. Те из нас, кто понаглее, к примеру, Колян, который был старше на целый год, так вот, Колян нисколько не стеснялся и лез рукой под юбку к девчонке. За это он традиционно получал по морде, но это его нисколько не останавливало.

У него был влажный, маслянистый взгляд. Он просто излучал похоть.

Он заводил нас всех своим желанием полапать девчонок.

Мы невольно становились такими же как он.

Правда, в одиночку бороться с девчонкой тяжеловато, среди них попадаются
такие крепкие и сильные, что одолеть ее, если она не хочет, просто нельзя.

Но, поскольку нас, как правило, двое, а она одна, то мы
одерживаем верх. Конечно, мы внимательно контролируем
ситуацию, чтобы наша пассия, упаси боже, не разревелась.

А то несколько раз так уже было.

Мы таких девчонок старались впредь не трогать. И напрасно они пытались
заигрывать с нами. Мы были строги. Нет, так нет. Других девочек полно.

Странно, но никто из девчонок на нас не нажаловался.

Конечно, наши отношения с девочками не ограничивались такими примитивными контактами. Мы старались сесть рядом с ними в кино. Чтоб во время сеанса осторожно взять за руку. Чтоб проводить после кино домой. Мы разговаривали с ними о жизни, о литературе, о спорте.

У нас были даже устоявшиеся влюбленные парочки,
про которых судачили и говорили, что "они ходят".

А иногда некоторым из нас удавалось даже целовать девчонок.
Кому украдкой, кому в нахалку, а кому и по взаимному согласию.

Но была в нашем общении с девочками и вот эта сторона. Когда нам, в одну душу, хотелось их потрогать, а они, в большинстве своем, хотя и брыкались, но позволяли нам это. Судя по всему, им тоже это нравилось.

Итак, там, в кромешной темноте тамбура, кто-то кого-то зажимал.

И я вдруг ощутил, что это совсем не то, что мы делали прежде.

Ведь мы возились с девчонками почти у всех на виду. А здесь...

Там ведь совсем темно. Можно представить, что они, или он,
с ней там делают. Казалось, меня обдало жаром. Вот это да!

И вдруг я услышал, что открылась та, дальняя, наружная дверь.

Я снова толкнул. Дверь, перед которой я стоял, тоже открылась.

В тамбуре, у стены, стояли двое. Колян и Ленка из параллельного класса. Он прижал ее к стенке. Я успел заметить, что его колено было просунуто между ее ног. Подол ее школьной формы был бесстыдно задран. Виднелся край голубых трусиков. Лицо Ленки было пунцовым. Колян уткнувшись носом в ее шею, как-то странно и смешно дергал задом.

Это длилось секунду, не более.

Дверь на улицу была распахнута и в проеме стоял Петька. А с этой стороны
стоял я. Колян отпрянул от Ленки, при этом он недовольно зыркнул на меня.

- Атас! - произнес Петька.

Лицо Ленки еще больше зарделось.
Она стала судорожно одергивать платье и фартук.
Затем она оттолкнула меня и кинулась в коридор.

Дура! Я-то при чем?

Я молча смотрел на Петьку и Коляна.

Еще через пару секунд стала понятна причина тревоги.

В тамбур, цокая каблуками, вошла завуч школы Тамара Павловна.
Мы называли ее Тарпалка. Она была злая, и мы ее очень боялись.

- Что вы тут отираетесь? - прогудела Тарпалка.
- Следим, чтобы все вытирали ноги, - соврал Петька.
- Следить надо на улице, а не в коридоре!

Мы сделали послушные морды и выскочили на улицу.

- Ну, вы и даете, - сказал я.
- Что, тоже хочется? - спросил Колян. Он дышал, как после стометровки.
- Не знаю, - промямлил я.
- Давай, будешь с нами, - уверенно сказал Колян.
- Что "с вами"? - переспросил я. Руки мои мелко дрожали.
- Что-что! Девок зажимать! - радостно заржал Колян.
- Хорошо, - прошептал я.

Сердце мое тревожно забилось.

Мне коротко объяснили, что к чему. Так сказать, технологию действий.

Итак, стоя у наружной двери, они поджидали какую-нибудь девчонку.
При этом они, словно в шутку, открывали для нее входную дверь.
В действительности это делалось для того, чтобы иметь уверенность в том, что тамбур пуст. Когда девчонка входила в тамбур, вслед за ней нырял либо Колян, либо Петька. Оказавшись в полной темноте наедине с девочкой, Колян (или Петька) обнимал ее, прижимал к стенке. При этом нужно было прижать ногой ту, внутреннюю дверь. Чтоб никто не вошел из коридора. Ну, а второй герой держал дверь с улицы. Одновременно он был на атасе. Потом они менялись ролями.

Словом, это был капкан для девчонок.

- Военная хитрость! - радостно прокукарекал Петька.

Меня в свою волчью стаю они приняли с радостью, потому что втроем
совершать задуманное было сподручнее. Двое в тамбуре, один на стреме.

И началась моя новая жизнь.

Теперь все мои мысли были заняты только этим.

Не было сил досидеть до конца урока. Даже к любимой математике я потерял интерес. Елена Ивановна, наша молоденькая учительница, сразу это заметила и, похоже, очень огорчилась. Она подходила ко мне, обдавая запахом дорогих духов, на ее красивом лице было недоумение и досада.

Еще бы! Мы с ней понимали друг друга с полуслова.

Прежде она едва успевала подбрасывать мне все новые и новые задачки.

А я их щелкал, щелкал и щелкал.

Я был ее надеждой и опорой на всех олимпиадах.

Она, не переставая, таскала мне дополнительные учебники,
я проглатывал их и требовал новых. Я был ее лучшим учеником.

Когда в класс являлись строгие, с чугунными рылами, инспектора из районо, Елена Ивановна всегда вызывала меня к доске. Я отвечал, чугунные рыла оживлялись, удовлетворенно хрюкали и что-то строчили в своих талмудах.

Елена Ивановна сияла от радости. И за меня, и за себя.

И вот все изменилось.

Я сделался рассеянным и стал отвечать невпопад.
И настал день, когда она влепила мне тройку.

Прежде я вообще не знал такой отметки по математике.

Но даже это грозное предупреждение на меня не подействовало.
Я думал только об одном. Чтоб поскорее прозвучал звонок.

И тогда мы втроем помчимся к нашей засаде.

Мы даже перестали ходить в буфет на большой перемене.

Не все девчонки, как выяснилось, были рады нашим забавам.
Мы заметили, что некоторые из них перестали ходить в одиночку.

Идут сразу втроем.

Да они обнаглели!

Как нам бороться сразу с тремя?

Но мы тоже не лыком шиты. Александр Невский - разве не наш общий предок?

Наш!

И мы использовали его гениальный приемчик. Мы пропускали троицу в тамбур. Вдвоем входили следом. Двум девчонкам мы давали возможность проскользнуть дальше, в коридор. А третью хватали за руки и, несмотря на ее сопротивление, втягивали обратно в тамбур. Попалась, родимая! Да не брыкайся ты!

Особенно волнительно было то, что определился круг в пять-шесть девчонок, которым, мы понимали это, нравилось то, что мы с ними выделываем. Это были невысокие, крепенькие, не по годам развитые девочки. Они бросали на нас нежные, призывные взгляды. Они ходили поодиночке, и мы с жутким волнением поджидали их. Из-за них мы ссорились, выясняя, чья сейчас очередь стоять на атасе. Мы все хотели туда, в манящую темноту тамбура.

Девушка подходила к нам, останавливалась и как-то загадочно улыбалась.

"Входи, что же ты стоишь!" - кричали наши алчущие взгляды.
"Зачем? Я просто здесь гуляю", - отвечала она нам всем своим видом.
"Неправда! Ты тоже хочешь. Заходи! Не мучай нас и себя!"
"Вы хотите сделать мне что-то плохое!"
"Мы хотим сделать тебе что-то хорошее! Входи! Нет сил терпеть!"

Наш безмолвный диспут завершался. Природа брала свое.

И она входила. Глядя себе под ноги. Словно робела.

А мы ныряли следом.

Мы прижимали ее к стенке, руки наши не знали покоя. Ладони воровато скользили вниз по упругому плоскому животу, пальцы нетерпеливо тянули кверху подол короткого форменного платья и вот она, вожделенная цель.

Сквозь маленькие, тонкие трусики пальцы осязают заветный холмик. Девчонка охает и о, чудо, она слегка раздвигает ноги. В отличие от всех других, которые, наоборот, тесно сжимали свои коленки.

И все это - ее стоны, ее непротивление, ее тихое согласие приводило
нас в неописуемое состояние. Мы готовы были растерзать или съесть ее.

Наши лапы жадно сжимали ее тугие крепкие груди.

Хотелось содрать с нее этот чертов лифчик. Хотелось сдернуть с нее трусики.

Хотелось.

Но не моглось.

Потому что в любую минуту мог прозвучать "атас!"

Но таких девушек, которые нам все позволяли было совсем мало.

Мы были жутко распалены и нам хотелось все большего.

Окончательно обнаглев, мы стали атаковать не только тех девчонок, которые шли с улицы, но и тех, что выходили изнутри, из коридора. Конечно, при этом возрос риск схватить не ту, которую наметили, но мы, похоже, окончательно распоясались.

И настал день расплаты.

По крайней мере - для меня.

В этот день урожай был на редкость скудным. Девчонки, как назло, стали пользоваться запасным входом. Там мы с ними ничего не могли поделать. Там не было тамбура. И наши сисястые любимицы что-то не шли.

Третью перемену подряд нам никого не удавалось подловить. Нам не везло.
Колян нервничал. Петька ныл, что лучше пойти поиграть в разведчиков.

И вдруг внутренняя дверь скрипнула.

Колян прислушался, напрягшись, как зверь.

- Деваха! - убежденно прорычал он и рванул в тамбур.

Петька хотел было последовать за ним, но я оттолкнул его.

Потому что была моя очередь.

- Так нечестно! - заорал Петька.
- Пошел ты! - зашипел я на него и проскользнул внутрь.

Я услышал, как Петька прижал спиной наружную дверь.

То-то! Нечего лезть без очереди.

Я стоял в кромешной темноте. Похоже, Колян уже развил бурную деятельность.

Рядом, у стенки слышалось сопение и возня.

- Волосатая! - радостно закричал Колян.

Казалось, вся кровь бросилась мне в голову.

Потому что я понял.

Я понял.

Своей лапой Колян влез в трусики к нашей жертве, к нашей партнерше.

Значит, это девочка была наша ровесница, а, может, и старше.

Раз она была "волосатая".

Дух похоти обуял и меня. И я рванулся к Коляну, чтоб помочь ему, чтоб разделить с ним его телесную радость. Тем более, что я понял, что его борьба была нешуточной. Удивило, что та, которую мы заловили, сопротивлялась молча. Обычно девчонка охала, пищала, что-то говорила, чем еще сильнее распаляла нас. А тут - ни звука.

В темноте мои руки наткнулись сначала на спину Коляна.

Так! Дальше!

И вот она!

Я прижался к ней. Под моими ладонями было сильное, упругое тело.
Запах каких-то до боли знакомых духов. Мелькнула мысль: "Кто это?"

Но на анализ времени не было.

Я стал шарить рукой, чтоб ухватить девушку за грудь.
Вот она. Блузка тонкая, лифчик жесткий. Я сжал пальцы.

Другой рукой я ухватил ее руку, она толкнула меня коленом, но я увернулся. Вообще, во время этих баталий я не чувствовал боли ни от затрещин, которыми нас награждали девчонки, ни от ударов по ногам, которые они наносили нам своими острыми туфлями.

Рядом, в кромешной тьме, бушевал и страстно сопел Колян.

Теперь нас было двое и это, видимо, здорово помогло ему.

- Не сжимай ноги! - повелительно прохрипел Колян.

Бог ты мой! Да он совсем озверел!

Мне показалось, что девушка всхлипнула.

Господи, только слез нам и не хватает!

И я решил сделать что-то доброе. Чтоб она не боялась нас.
Мы ведь не звери какие-нибудь. Мы только потрогаем ее и все.

И я потянулся в том направлении, где должна была быть ее голова.

Я уткнулся носом в ее волосы, потом в шею.

Где-то рядом должно было быть ее ухо.

Вот оно, под моими губами.

- Не бойся, не бойся, - тихо прошептал я.

Моя ладонь жадно скользнула вниз по ее животу.

Губами я поймал мочку ее уха.

И чуть не заорал от ужаса.

Потому что я почувствовал сережку.

"Ну и что?" - скажет кто-нибудь.

А ничего.

Ни одна девчонка в нашей школе не носила сережек.

Ни одна.

Это было категорически запрещено.

Я отпрянул назад, как от взрыва.

И в это же мгновение входная дверь открылась.

- Атас! - заорал Петька и осекся.

Словно ярчайшая фотовспышка обожгла мои глаза.

Эта картина осталась в моей памяти навсегда.

У противоположной стенки тамбура Колян жадно зажимал особь женского пола.

Ее юбка была высоко задрана, белели ноги в тонких чулках.

Красивые круглые резинки обтягивали верхнюю часть бедра.

Колян, уткнувшись лицом в ее шею, крепко прижимался к ней.

И его лапа, действительно, была в ее трусиках.

Но самое ужасное было в другом.

Я увидел ее глаза.

Они были широко распахнуты и в них застыл ужас.

Это была наша учительница математики.

Моя любимая Елена Ивановна.

Она смотрела на меня.

Помню, что я взвыл и пулей выскочил на улицу. Я бежал по дорожке, по школьному саду. Стыд и ужас, охватившие меня были такими сильными, что я упал в траву и почувствовал, что меня тошнит. От пережитого стресса, от ощущения собственной мерзости, подлости, от безысходности.

"Я скот, скот, скот!" - стучало в моем мозгу.

Где-то позади громко ржали и подыхали со смеху Колян и Петька,
а я корчился в траве, зажимая рукой рот, и хотел только одного.

Я хотел, чтобы меня больше здесь никогда не было.
Я хотел, чтоб меня вообще нигде больше не было.

Я знал - она меня никогда не простит.

Потому что я был ее лучшим учеником.